Вера Сергеевна Жаркова

Мне 14 лет, радостное настроение. В школе выпускной вечер, провожаем десятиклассников и не ведаем, что нас ждет утром.

22 июня объявили, что на нас без объявления войны напала Германия. Бомбили города. Началась мобилизация мужчин. Отец ушел на войну. Провожать себя разрешил до калитки, чтоб не было лишних слез. Матери велел беречь девчонок, то есть нас троих. Сразу все изменилось, мы повзрослели. Было как-то жутко, особенно с наступлением темноты.

22 августа началась война, а 4 августа у нас в селе появились немцы. Два немца на мотоциклах с автоматами осматривали улицы. Что такое немецкие захватчики – узнали сразу – начали забирать кур и поросят. Кур у нас не было, а  небольшого поросенка мы успели зарезать и спрятать.

Было и изнасилование, и убийство. У соседки Елизаветы Волковой повесили сестру из Дружной Горки, которая лечила ноги нашим – офицеру и солдатам. Молоденького офицера убили прямо в кровати, солдат заставили повесить Анисью. Она была членом коммунистической партии и работала в колхозе зоотехником. Десять дней не давали повешенную снимать. Солдат отправили в концлагерь. Так мы день за днем узнавали, что такое фашизм и западная цивилизация.

Продолжаю дальше, как же нам жилось при новых «освободителях». Считаю, что нам еще повезло. В деревне расположилась австрийская часть, была комендатура, комендант – офицер, австриец. Они держали лошадей. Жили в Орлинской школе, поскольку, «зачем образование русским, и так хорошо».

На эту ситуацию можно смотреть по-разному. Австрийцы как-то стали дружить с солдатками. Помогали, как могли. Таскали овес от лошадей, солдатки мололи его на жерновах, варили овсяный кисель. Нет-нет, да сломают австрийцы ногу лошади и зарежут – конинку солдаткам. Все это хранилось в тайне. Я узнала это после войны. Смех и грех, но так и было. Люди!

Вот пример: Владимир Эльм вернулся с войны, узнал про дружбу жены с австрийцем и сказал жене Шуре: «Спасла детей (а их было пятеро), молодец, забудем все, и я на войне не был святым». А голод в 1942 году был страшный. Дождались весны, пошла в ход трава. Какую только не употребляли, начиная с крапивы, и странно – не болели. Еще от страшного голода спас санаторий. Разорить, как колхоз, его не успели. В санаторий были направлены для организации хозяйства три немца. Старшим был огромный хромой звероподобный немец – Клювер. Что не так – дрался, пожилого уже человека – Блинова (смотрите дополнение от владельца сайта) забил насмерть. Второй – Генрих работал  наравне  с  русскими, с  Клювером ругался. Третий – Август – ворчун, но к нам относился нормально. За работу нам выдавали мизерный паек, прожить на который было невозможно. Дело в том, что были: скотный двор – коровы, семенной фонд картофеля и зерна, молочная. Вот этим всем жители и пользовались, а иначе как бы выжили?

Появилась новая власть – староста, полицаи, появились приказы – один страшней другого. Мы не имели права пускать в дом людей пришлых без ведома комендатуры – за неподчинение расстрел. Но приказы не очень-то исполнялись. Моя мать, имея троих дочерей, рисковала, когда пустила ночевать бежавшего из плена солдата. По выправке он был явно офицером. К нам в дом зашел не случайно, когда армию загнали в лес, по нашей деревне шел обстрел из леса, у нас фасад дома был расстрелян, три окна были забиты фанерой и досками, межу засыпало опилками. Зашел, сразу спросил, где отец. Я побежала за матерью к соседке. Мать решила оставить его на ночь, на одной ноге у него был от- морожен палец. Надо было обрабатывать, дома всегда на случай была гусиная мазь. Одет он был легко: фуфайка, кирзовые сапоги. Конечно, в дорогу нужны были валенки, но у нас их не оказалось (у отца была маленькая нога), а к соседям мать не решилась идти. Об этом человеке знаем, что он три раза бежал из плена, дело в том, что жители финских деревень, через которые он проходил, выдавали его немцам. Мать напекла лепешек с картошкой, собрала в дорогу, объяснила, как лучше обойти деревню, поскольку там тоже жило много антипартизан, так их называли. Дальше Дивенская, там солдату было легче затеряться – много народу ехало в Псковские края менять вещи на хлеб.

Ранним летом 1942 года я тоже ездила туда менять вещи на хлеб. Мать болела, я поехала с группой женщин. В Дивенской мы удачно сели в вагон, а вот обратно на вокзале Пскова была облава, и нас забрали. Четверо из нашей группы попали в Псковскую тюрьму, продержали нас там девять дней. В камере было 25 человек, жили по строгому режиму, даже в туалет водили по часам. Надзирателями были эстонцы, будь они неладны. Умирали со смеху, когда мы мчались в туалет, как бешеные. Не приведи Господи, даже врагу своему пережить все это. Привели в комендатуру, предупредили, если еще раз поймают на вокзале – расстрел, и отпустили. Втроем мы отправились на вокзал, четвертую определили в Пскове работать на каком-то заводе. Удачно сели в вагон – помогли два парня, проводник-немец приказал, чтобы сидели тихо, спокойно доехали до Дивенской, вышли и пешком пришли в Орлино. Хлеб от нас отобрали – сказали, что в счет прокорма в тюрьме, вещи не тронули.

Пришла домой, а дома беда – умерла младшая сестра Нина в возрасте четырех лет, простудилась, у нее было крупозное воспаление, а домашнее лечение не помогло.

Были события разные, хотя газет не было, а все же вести быстро доходили, так мы узнали о битве под Сталинградом. Ночью вдруг поднялась стрельба, а утром узнали, с что немцы так отмечали поражение, на руки они надели траурные черные повязки. Многие из жителей уже неплохо говорили на немецком, и, конечно, понимали, о чем они говорят. Победа под Сталинградом стала для нас большой радостью.

А вот другое – страшное событие.

В Дружной Горке был сформирован отряд антипартизан. И вот, что эти «анти»  сделали – переоделись  в  настоящих партизан и в деревне Симанково старосте Ивану Богонкову представились партизанами. Ни староста, ни другие (в основном молодежь) не почувствовали беды – раскрылись, что только и ждут, когда подойдут наши войска, что в лесу все подготовлено.

На следующий день явились предатели, некоторых ребят расстреляли прямо у домов, остальных во главе со старостой увели в Дружноселье. Там орудовало гестапо, их тоже расстреляли. Тогда и произошел случай, о котором позже, после освобождения, много говорили и писали в газетах – сын старосты Дмитрий (только что окончил десять классов) не был убит, а только ранен в ухо, лежал в яме, не подавая признаков жизни. Немцы ушли, Дмитрий дождался потемок, пришел домой в Симаково. Немцы обнаружили свой промах, утром пришли в деревню. Мать была начеку и заметила погоню. Куда прятать? У них была корова и большие ясли для сена. Вот в них она и посадила сына, засыпала сеном. «Гостей» встретила спокойно, вела себя, как будто ничего не случилось, сама фонарем светила в хлеву, корова жевала сено. Преследователи ушли. Дома сына оставлять было нельзя, собрала в путь, и ушел Дмитрий в Псковский край, там сражался в партизанском отряде, затем в действующей армии, после войны вернулся домой, работал на Дружногорском заводе – стеклодувом, был классным специалистом, наставником для молодежи, овдовев, женился второй раз, дожил до старости, похоронен на Заозерском кладбище. Детей у него не было.

Надо рассказать, как мы стали собственниками земли. Сумели как-то посадить 10 соток картошки и посеять 10 соток ржи. Это местная власть выделила,  да  нам  больше не осилить было. С этих пор я усвоила – земля такой капитал, если приложишь руки и поработаешь головой – с голода не умрешь. Да еще работали в бывшем совхозе и, поскольку считали, что это наша земля, а не немецкая, то брали все, что удавалось, так думали все жители деревни. Так что в 1943 году голод нам не грозил.

1943 год – страшный год и для нашей семьи, и для нашей местности. В деревню привезли 25 гробов с убитыми немцами и зарыли посреди деревни, это место называлось – Кулинбергом. В праздник здесь народ гулял: привозили карусели, торговали всякой ерундой, танцевали. Оказалось, немцы погибли в бою с антипартизанами, приняв их за настоящих партизан. Подробностей этого события я не знаю.

Мы с соседями сидели в подвале в деревне Острово. Слышали, что бой идет у соседней деревни Зайцево. День, очень холодно. Хочется посмотреть в окно, надо выскочить из подвала и подойти к кухонному окну. Мать не дает, я ее все же уговорила, открыла крышку подвала и к окну – увидела цепочку солдат, и еще, слышу русский отборный мат, ну как без него в таком деле. Я быстро обратно в подвал и кричу: «Наши матюгаются!». Больше я не выскакивала из подвала, стали дожидаться конца боя. В подвале был открыт душник, и мы видели, как немцы бегали возле дома, и вдруг перестали, ушли. Мы осмелели, все вылезли, вышли на улицу. Я увидела двух солдат. Один совсем мальчишка, запомнилась его обувь – одна нога в кирзовом сапоге, а другая – в бурке. Объяснил, что когда бежал – зацепился, подошва оторвалась, в пустом доме нашел кусок от бурки и побежал дальше. Второй был лет сорока, и чем-то похож на моего отца. Я до сих пор вижу их лица. Если бы умела рисовать... К пяти часам бой закончился. Стали еще подходить солдаты, сказали, что, мы – первые жители деревень, встреченные ими. Женщины стали приглашать освободителей в дома. Варили картошку, доставали кислую капусту и соленые огурцы, грибы – этих продуктов было много.

,

    Вера Сергеевна Жаркова (в центре). Фото 1944 года.

   Хотя дом в Орлино у нас сгорел, но мать решила остаться и налаживать жизнь. Орлино ближе к поселку Дружная Горка, а там завод, а значит – работа.

До победы было еще больше года. Началось восстановление. Кто-то обосновывался в свободном доме, жителей было мало, дома стояли пустыми. Сразу стал работать сельсовет. Молодежь направили в Сиверскую на расчистку аэродрома. Какое-то время мы квартировались в деревне Межно. Потом свой колхоз начали с нуля восстанавливать. Пришла весна в колхозе – весенние работы – копали землю. Молодежь направили под Нарву, мы трелевали срубленные деревья. Приезжали машины и увозили их под Нарву для рытья окопов. Когда Нарву освободили, мы вернулись домой. Снова работали в колхозе. Но вот, пришла пора, нам идти в школу. Школу подлатали. Два класса горели – кабинет  физики и  ботаники.  Сделали  ремонт.  Мы,  переростки,  первого  сентября 1944 года пошли в школу. Трудно было: хлеб по карточкам, трудно с одеждой, тетрадей не было – писали на полях старых газет.

Все пережили и очень обидно, что докатились до непонятно чего. Ну ладно, но наше поколение не заслужило такой жизни. Стыдно за нынешних руководителей, особенно за последние олимпийские игры. Это надо же – развели столько ворья. Господи, прости душу грешную – не сдержалась.

Мы еще не знали о судьбе своих родных. Все чаще приходили похоронки. У нас погибло девять близких родственников. Младший брат потерял глаз. У Ирины Васильевны муж вернулся, а вот сын с зятем остались на войне. Вот так мы отметили День Победы.

29 марта 2010 года.

Из литературно-краеведческого альманаха "Оредеж" №7 от 2010 г., Сп-б  издательство "Летопись" 2010 г.

   Возможно автор этих воспоминаний перепутал за давностью лет фамилию убитого пожилого человека. В санатории "Орлино" еще до войны заведующим конюшней и лодочной станцией работал Кириллов Михаил Ерофеевич. С приходом немцев работа санатория не прекратилась и он продолжал там работать. Однажды, одна из лошадей взбрыкнула и скинула отдыхавшего в санатории немецкого офицера. За это был наказан Михаил Ерофеевич. Его начали сечь плетью, а много ли надо пожилому человеку? - его сердце остановилось. Михаил Ерофеевич с женой, дочерью и четырьмя внуками жили в поселке Дружная Горка, но захоронить его тело на поселковом кладбище немцы не разрешили. Похороны прошли по-тихому на Орлинском кладбище.

Эту историю я знаю, так как являюсь правнуком Михаила Ерофеевича. Светлая ему память!